![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Максимилиан Робеспьер, 30 мая 1791 года, Об отмене смертной казни:
Вы говорите, что смертная казнь необходима. Если это верно, то почему же многие народы обходились без нее: в силу какой причины эти народы оказывались самыми мудрыми, счастливыми и свободными? Если смертная казнь пригодна для предупреждения крупных преступлений, то последние должны реже всего встречаться у народов, которые признавали и чаще всего применяли ее. Однако мы видим как раз обратное. Взгляните на Японию: нигде смертная казнь и пытки не применяются так часто; и нигде не встречается так много самых ужасных преступлений.
Поэтому законы должны служить народам самыми чистыми образцами справедливости и разумности. Если вместо той мощной строгости и того умеренного спокойствия, которые должны быть их характерной чертой, они выдвигаю гнев и месть; если они заставляют проливать потоки человеческой крови, которых могут избежать и которых они не вправе лить; если они выставляют перед глазами народа жестокие зрелища и трупы людей, загубленным муками и пытками, то они извращают в сердцах граждан понятие о справедливости и несправедливости и заставляют прорастать в недрах общества жестокие предрассудки, которые в свою очередь порождают новые.
Максимилиан Робеспьер, 25 августа, 1793 года, О медлительности революционного трибунала:
Я проследил за адвокатскими формами ведения дел, в которых запутался Революционный трибунал. Ему требуются целые месяцы, чтобы судить какого-нибудь Кюстина, убийцу французского народа! Противники тирании были бы уничтожены в двадцать четыре часа, если бы она могла возродиться хотя бы на это время. Свобода должна теперь употреблять те же средства; в ее руках меч мести, который должен, наконец, освободить народ от его самых ярых врагов; виновными будут те, кто даст народу успокоиться,
Недопустимо, чтобы Трибунал, учрежденный для движения революции вперед, своей преступной медлительностью заставлял ее двигаться назад. Трибунал должен быть столь же активным, как и само преступление, он должен действовать так же быстро, как быстро совершается преступление. Этот Трибунал должен состоять из десяти лиц, занятых только раскрытием преступления и применением наказания. Бесполезно собирать присяжных и судей, поскольку этому Трибуналу подсудно преступление одного лишь рода - государственная измена - и что за нее есть одно наказание - смерть. Смешно, когда люди заняты изысканием наказания, которое надо применить к такому преступлению, поскольку есть только одно наказание, применяемое ipso facto.
28 июля 1794 года, казнь Робеспьера:
Помощник палача швырнул Робеспьера на смертное ложе, с силой наклонил голову на полукруг деревянного ошейника. Второй полукруг прижал шею сверху, и в следующее мгновение запачканная кровью сталь ножа рухнула вниз. Народ безмолвствует? Нет, это Европа, господа. Народ, как всегда, одобрительно кричит.
Вы говорите, что смертная казнь необходима. Если это верно, то почему же многие народы обходились без нее: в силу какой причины эти народы оказывались самыми мудрыми, счастливыми и свободными? Если смертная казнь пригодна для предупреждения крупных преступлений, то последние должны реже всего встречаться у народов, которые признавали и чаще всего применяли ее. Однако мы видим как раз обратное. Взгляните на Японию: нигде смертная казнь и пытки не применяются так часто; и нигде не встречается так много самых ужасных преступлений.
Поэтому законы должны служить народам самыми чистыми образцами справедливости и разумности. Если вместо той мощной строгости и того умеренного спокойствия, которые должны быть их характерной чертой, они выдвигаю гнев и месть; если они заставляют проливать потоки человеческой крови, которых могут избежать и которых они не вправе лить; если они выставляют перед глазами народа жестокие зрелища и трупы людей, загубленным муками и пытками, то они извращают в сердцах граждан понятие о справедливости и несправедливости и заставляют прорастать в недрах общества жестокие предрассудки, которые в свою очередь порождают новые.
Максимилиан Робеспьер, 25 августа, 1793 года, О медлительности революционного трибунала:
Я проследил за адвокатскими формами ведения дел, в которых запутался Революционный трибунал. Ему требуются целые месяцы, чтобы судить какого-нибудь Кюстина, убийцу французского народа! Противники тирании были бы уничтожены в двадцать четыре часа, если бы она могла возродиться хотя бы на это время. Свобода должна теперь употреблять те же средства; в ее руках меч мести, который должен, наконец, освободить народ от его самых ярых врагов; виновными будут те, кто даст народу успокоиться,
Недопустимо, чтобы Трибунал, учрежденный для движения революции вперед, своей преступной медлительностью заставлял ее двигаться назад. Трибунал должен быть столь же активным, как и само преступление, он должен действовать так же быстро, как быстро совершается преступление. Этот Трибунал должен состоять из десяти лиц, занятых только раскрытием преступления и применением наказания. Бесполезно собирать присяжных и судей, поскольку этому Трибуналу подсудно преступление одного лишь рода - государственная измена - и что за нее есть одно наказание - смерть. Смешно, когда люди заняты изысканием наказания, которое надо применить к такому преступлению, поскольку есть только одно наказание, применяемое ipso facto.
28 июля 1794 года, казнь Робеспьера:
Помощник палача швырнул Робеспьера на смертное ложе, с силой наклонил голову на полукруг деревянного ошейника. Второй полукруг прижал шею сверху, и в следующее мгновение запачканная кровью сталь ножа рухнула вниз. Народ безмолвствует? Нет, это Европа, господа. Народ, как всегда, одобрительно кричит.